Сегодня среда. Проснулась я в общем-то в нормальном настроении. Справилась с утренними сборами раньше обычного и соответственно раньше вышла из дому, до моего автобуса оставалось еще 20 минут и я решила пройтись по утреней свежести парочку остановок. Утро было холодным и ветреным, но я была тепло одета и поэтому эта морозная утренняя прохлада меня только взбодрила. Пройтись утром это очень клево. Если бы я не была такой ленивой задницей, я бы совершала утренние пробежки. Это незабываемые ощущения, смотреть на восход солнца, когда вокруг никого, чувствовать легкость в теле, несмотря на физическую нагрузку. Эх, мечты. Итак. Зашла я в нахер забитый автобус и, как вы понимаете - это нихера не было радостью. На след остановке я вышла и зашла в другую дверь. Что за дибильный народ? Вечно какой-то сбор в одной половине автобуса, когда в задней части можно вполне удобно разместиться?! Так вот, я ушла туда, где было свободно и стала у окошка. читать дальшеОкно было запотевшим и, внимание, кто-то там написал "жизнь - боль, когда надо вставать в шесть утра" лол. Радостью номер один было то, что я стерла ладонью слова ЖИЗНЬ-БОЛЬ, и на сердце так хорошо стало, как будто я очистила свой сегодняшний день от негатива)))) читать дальшеВ отличие от предыдущих дней, дети меня сегодня особо не порадовали. Зато с работы я ушла пораньше, вот это радость номер два. читать дальшеРадостью номер три стала покупка в детском мире трикотажной серой классической мужской безрукавки ван лав ваще читать дальшеЧетвертая радость: мне из Голландии пришел конверт, а в нем, кроме открытки игрока Витесса, еще был маленький розовый пакетик , в котором лежало два пакетика чая пиквик с корицей и яблоком, он настолько ароматный!!! Систер, голландский чай ждет твоего приезда, будем пить его вместе Вот такие радости, и я знаю, почему поутру у меня было хорошее настроение: это все еще эйфория от вчерашнего забитого Торресом мяча
Фернандо забил свой первый гол за Милан. Это потрясающее чувство радости за того, кого любишь, в кого веришь несмотря ни на что!!! Его первый матч в основе с первых минут!! И гол!!! Это символично!!
Ребят, если честно, если грубо, то мне плевать на Милан. Этот клуб не ложится мне на сердце ну совсем никак. Оно и понятно - в сердце у меня единственный клуб. Но взять тот же ПСЖ. Я посмотрела одну игру и я знала всех игроков стартового, всего лишь после одного раза. И весь прошлый сезон я реально переживала за парижан. Сейчас я болею только за успехи Ниньо в Милане. Желаю этому клубу удачи с моим мальчиком.
Скудны мои дни на радость. Но сегодня в отличии от вчера, я проснулась в хорошем настроении, потому что мне снилась моя дорогая и любимая _Bast_, которая совсем скоро ко мне приедет, и поэтому мой мозг даже ночью сходит с ума от радости и посылает мне во сны фильмы о нас-радость номер рас Второй моей прям радостью-радостью стала прочитанная ранним утром новость о том, что любимый братег Don Fabregas с Дашкой скорее всего едут на ностальгический концерт Агаты в Питер. Охуеть, как я обрадовалась, я прочитала это в дайрике лончика еще лёжа в постели, и весь сон как рукой сняло, улыбка во весь рот и много счастья и РАДОСТИ за близкого человека -радость номер два Приехала на работу - всю радость, как рукой сняло. Унылость, серость, скука, тлен. Еле как время прошло до 7 урока, когда у меня урок английского в 4 классе. Эти дети меня всегда радуют и веселят. Они чудесные. Я обожаю эту группу. Знаете, я ж очень хочу свалить с этого места работы, но думая об увольнении, я ловлю себя на мысли, что не хочу расставаться с 4в и этими чудесными маленькими человечками. Они веселые, мне с ними легко и просто, плюс ко всему они умняшечки. Так вот сегодняшнее веселье: разыгрывали какой-то диалог и они мне устроили такую ржаку Говорили разными голосами, танцевали, прикалывались, в общем лав детки лав -радость номер три
Сегодня планирую посмотреть матч Милана. Очень надеюсь на то, что Фер будет в старте с первых минут. Очень надеюсь на то, что после этого матча меня снова накроет мои новым пейрингом, и я что-нибудь напишу А еще дома на радио нашлась волна "Город ФМ" наша Брестская, что очень удивительно. Короче это типа ретро Фм, но там крутят такие крутецкие песни из прошлого, что я прям растекаюсь, подпеваю и радуюсь! Ностальгия и воспоминания!
Утро началось уныло. Настроения не было вообще и я была уверена, что за весь день не будет никаких приятностей. В общем-то их особо и не было, но:
1. У меня в группе первоклашек есть мальчик Тимоша Насколько чудесными должны быть дети, чтобы радовать меня? такими , как он. У меня две группы первоклашек, у которых я веду английский. дети тяжелые не то слово. Но сейчас не о них, а о Тимошке. Ребенок солнышко с потрясающими карими внимательными глазками, с милейшей беззубой улыбкой, он схватывает все на лету, отвечает на все вопросы, слушает меня. Он меня радует. Искренне радует, я улыбаюсь и свечусь от радости, глядя на него.
2.Сегодня на улице проливной дождь.Холодный. Он принес осень. Очень быстро мне нужно было доехать в 13 школу за 45 минут, причем не по своему делу. На автобусе это было сделать нереально. Стоять на остановке и ждать маршрутку, я так и собиралась. Но в кабинете директора меня перехватил Сергей Николаевич (наш замечательный зав.хоз) и довез меня за 20 минут к месту назначения. Я почти задремала в машине под стук дождя и убаюкивающий голос Шуфутинского
3. Обсуждать с Арбичкой Дорна практически весь день - бесценно
Лазила по своим закладкам и наткнулась на свой давно забытый канал на ютьюбе. А там..а там сделанное мной видео из фоток, про Нандо. Атлетико-Ливерпуль-Челси-Сборная. Я смотрела и ревела.
Суть в том, чтобы на протяжении 7 дней постить каждый день по три хороших новости из своей жизни. Что-то, что вас порадовало: приятная покупка, интересная и добрая ситуация с людьми на улице, сериальные события дня, да что угодно. Обязательно осаливаете мобом френдов.
Сейчас я уверена, что многих, кто мог бы прочитать "Черный ворон" отпугнула "смерть персонажа". Ну что ж поделать Бывает. Буду самостоятельно упарываться со своим фиком. И до сих пор как-то неловко, что напросил у братега, чтобы он прочитал =(
Осалите (я ненавижу это слово, оно у меня ассоциируется с салом, типа намажьте меня салом лол) меня пожалуйста вфлешмобом про 7 дней и три радости каждый день. Мне надо, правда. Я хочу понять, что кроме слеша меня радует.
По остывшим следам. Недельной давности матч в АПЛ с лебедями закончился нашей победой, счет я не помню, помню лишь то, что Коста снова отжигал. ЛЧ. Шальке поперек горла стал и у Моу, и у нас всех. Нет на поле Косты - Челси мало забивает Хд Спасибо Сеску за очень важный гол! Шальке прям давал настоящий отпор-отпорище и забил очень красивый гол. Меня малость напрягает тот факт, что сыграли вничью. Даже не малость, а очень напрягает. Ладно. Надеюсь и верю, что в ответке наколотим мячей. Моу, ну где там твой Коста? Давно хотела сказать: какой Эден красивый с коротким ёжиком волос. Нет, Азар всегда ходячий секс, но сейчас. ПыСыЖы тож сыграл вничью с Аяксом в ЛЧ. Парижане конечно давили этих звонких голландских мальчиков (мне интересно какой средний возраст игроков Аякса? года 22?) Макс там выходил из себя, но блять 1-1, опять же надеюсь, что в отвтке Златан покажет детям, чего стоит папа. Смотрела вчера матч 3 тура Серии А Юве-Милан. Вот это заруба. Столько фолов, что просто иногда не понимала че смотрю ваще - реслинг или ногомяч. Странно прям, что никого не сломали, но синяков друг другу они понаставили конечно. В итоге 1-0. Индзаги богичен. Я влюблён. На 76 (если не ошибаюсь) минуте за Милан дебютировал Фернандо Торрес. Отхватил желтую карточку, сделал красивый навес, жаль только без толку. Пообнимался с Льоренте. Заставил Филиппо поревновать.. Резкий Торрес, мощный, хочет играть, хочет забивать. Но я адово хотела содрать с него футболку Милана и надеть синюю форму...... Я очень, правда очень большие усилия прикладываю к тому, чтобы смириться с этим, придумала себе пейринг, который меня взрывает на маленькие сердца, но когда думаю о том, что Нандо больше не в Лондоне, взрываюсь на не меньшее количество черных шипов.
Фикбук не любит многабукф. Поэтому оставлю фанф, который писала долго и с трепетом еще и тут. Я не делаю шапку, не ставлю жанры и предупреждения. Не обозначаю пейринг, если кто-то решиться почитать мою писанину, чтобы не было сложившихся образов, а просто оридж о двух парнях из украинского шоубизнеса, Макса и Ваню.
ЧЕРНЫЙ ВОРОН
читать дальшеОсень - такая разная: порой, сырая с ледяным ветром, пронизывающим до костей, иногда она безумно нежная, ласковая, лучистая, любящая, наполненная теплыми красками, яркими оттенками. Он любил осень. Именно ту, которая грела лицо, касаясь небритых щек солнечными лучами. Можно было наслаждаться терпким приятным ароматом опавших листьев, любоваться огненными оттенками осенней листвы, с ностальгией вспоминать недавно ушедшее лето, тщетно пытаясь остановить время, чтобы навсегда остаться в бархатных лучах солнечной осени. Теплыми осенними вечерами он любил зайти в небольшое уютное кафе и за столиком у окна, выпить бокал горячего глинтвейна, наблюдая через французское окно за прохожими.
Высокий худощавый брюнет, слегка ссутулившись, сунув руки в карманы легкого черного плащика, медленно шел по аллее пустынного сквера. Его глаза были опущены, под ними залегли темные тени. Могло показаться, что молодой мужчина в депрессии, или его гложет серьезная проблема. Ничего подобного, просто Макс Барских был погружен в свои мысли, ощущения, эмоции. Его сознание подкидывало слова, строчки, которые Барских тут же компоновал в фразы, находил смысл и облачал потоки сознания в стихи. Макс обожал такие внезапные состояния вдохновения, когда музыка начинала звучать в его голове, и было совершенно не важно, где он находится в этот момент. Сегодня она настигла его на покрытой шуршащими под ногами листьями аллее. За спиной вырастали крылья от осознания того, что он может творить. Хотелось скорей поделиться с миром стихами. И было не важно, что рядом нет слушателей, ни одного человека, кто бы мог выслушать и оценить. Макс шел по серой плиточной дорожке, наступая на опавшие кленовые листья, и шептал слова, то громче, то тише, вслушиваясь в ритм и рифму. Он слушал свой голос, пытаясь уловить недочеты. Но каждое слово, каждая фраза, предложение, метафора, сравнение казались ему идеальными. Только что рожденное маленькое произведение было гармоничным и все слова составляли то самое единое целое, когда песня становится хитом. Попутно рождалась мелодия. Макс напевал и отщелкивал пальцами ритм. Ему было легко, так хорошо, спокойно на душе. Мужчина раскинул руки и закружился, улыбаясь осеннему солнцу, щурясь от ярких лучей, которые пробивались сквозь листву высоких деревьев и ослепляли его карие глаза ярким мерцающим светом.
- Как я счастлив, счастлив!!! – выкрикнул он нараспев, поднимая руки к солнцу, не прекращая улыбаться. ***
- Ты мой снег, мой холод, мой лед, - тихий невнятный шепот и пальцы, скользящие по светлым волосам.
- Кто-то явно переборщил с дозой, - безэмоциональный ответ, небрежный поворот головы, и почти прозрачные глаза встречаются с черными.
- Ты думаешь, что моя любовь – это кокаин, смешанный с кровью? – Макс не моргая смотрит в небесную бесконечность, растворяясь, блуждая в чистой синеве глаз любимого.
- Я думаю, что нам пора завязывать, - Иван отворачивается и смотрит в потолок, пытаясь найти изъяны на идеальной белоснежней поверхности потолка в квартире московского пентхауса.
- С любовью? – голос Макса звучит обреченно, а глаза наполняются слезами.
Эмоциональные грани в наркотическом опьянении настолько тонкие, что стоит человеку принять что-либо близко к сердцу, истерика может быть неизбежна, ну, или безудержное веселье от безобидной детской шутки. Сердце Барских, похоже, остановилось в ожидании ответа, который непременно должен слететь с этих мягких и нежных губ, таких желанных, что пока Макс ждет, он умудряется забыть о своем вопросе на грани жизни и смерти, и, не отрывая безумный взгляд до боли сфокусированных, почерневших из-за огромных расширившихся зрачков, глаз, смотрит на губы, облизывает свои, кусает до крови, вкус которой чувствует в разы острее. Максу хочется укусить эту бледно-розовую мягкость, медленно сомкнуть зубы, ощущая, как они сжимают податливую влажную от слюны внутреннюю сторону губы. Сжать сильнее, держа между зубов самый краешек и прокусить, взорвавшись от ощущения вкуса крови Ивана на своих губах.
- С белым забвением, - тихий голос отрывает Макса от разглядывания рта Ивана.
Дорн срывается с дивана и, встав, возвышается, над сидящим на полу Барских. Макс смотрит на него широко распахнутыми глазами. Так смотрят на Бога или на Дьявола. Ледяные руки касаются коленей Ивана и скользят вверх по покрытым белесыми волосками ногам. Длинные пальцы приятно охлаждают кожу, ласково гладят, стремятся выше. Дорн поднимает свои руки, убирая их за голову, и смотрит вниз, наблюдает за слишком неспешными действиями любовника.
- Мой снег, мой холод...
- Твой лед, - Иван заканчивает фразу хриплым возбужденным шепот.
Пальцами Макс тянется к твердому члену, головка которого соблазнительно торчит из просторных шорт, надетых на голое тело, она почти касается пупка. Для обдолбанного Басрких, член Дорна сейчас то самое божество, которому он хочет поклоняться. На коленях молить о прощении за несуществующие грехи. Искупить вину горячим ртом, нежным языком и ласковыми пальцами.
Рука Ивана плотно сжимает длинную прядь волос на голове Макса, в контраст – кончики пальцев второй руки скользят по короткому ёжику волос на выбритых висках. Барских в свою очередь плотно сжимает щеки на члене Дорна, чтобы удовлетворить любимого, подарить ему узость своего теплого умелого рта. У Макса нет сил, чтобы открыть глаза, веки тяжелые, он самозабвенно отсасывает и это единственное, чем заняты его мысли, его тело, все его существо. Целое мироздание для Барских заключается сейчас в большом исполосованном выступающими венами органе. Макс настолько увлечен, что даже не слышит протяжных стонов Ивана, который размеренно двигает бедрами, трахая рот Барских. Твердая головка толкается в горло, раз за разом, еще и еще. Дорн стонет от всеобъемлющего удовольствия, не пытаясь отсрочить наступление оргазма, кончает Максу на язык, обхватив его голову руками и задержавшись внутри его рта. Барских проглатывает тёплую вязкость. Минет распаляет сексуальное желание, оно разгорается и пылает огнем. Макс открывает затуманенные глаза, не моргая смотрит на Дорна. Снизу вверх. Как раб на своего хозяина. Готов служить господину, выполняя все желания и капризы. Блестящий от влаги и снова возбужденный член Ивана касается щеки Макса. Он закрывает глаза от наслаждения, которое чувствует от этого прикосновения. Сидя на коленях, Барских опускает плечи и упирается ладонями в пол, приподнимает голову, открывает рот, и ловит кончиком языка каплю смазки, которая стекает с члена. Смакует и стонет. Ваня смотрит на это и пьянеет от того, что видят его глаза. Думает о том, насколько меняется Макс, когда принимает кокс. Обычно скованный в сексе Барских превращается в настоящую блядь, причем весьма умелую, жадную до члена, боли, жестокости. Дорн обожал его таким. Он мог вытворять с Максом абсолютно все, что взбредёт в голову. Не то, чтобы Ваня сильно извращался, но иногда привязывал любовника к кровати и трахал до полусмерти, зная, что на следующий день воспоминания Макса будут отрывочными, нечеткими. Лишь следы на теле будут немым напоминанием о ночи жестокого секса. Но Барских никогда не задает вопросов. Один ответ на все его вопросы запрятан в плотный целлофан, который лежит в красивой кованной статуэтке в виде сердца-клетки, привезенной из Колумбии. Специально для того, чтобы хранить в нем белый порошок.
Ваня протягивает руку и поднимает Макса с колен. Он замечает, что по щекам парня текут слезы.
- Ты чего? – волнение Ивана не то, чтобы сильное, но Макс даже под наркотой никогда не плакал.
Барских молча обнимает Дорна за шею, прижимается к тёплому телу, прикасается губами к уху, почти невесомо проводит языком по раковинке и шепчет:
- Разожми ладонь и просто дай мне разбиться, - Ваня узнает строки из еще неизданной песни Макса, закатывает глаза и крепче прижимает к себе стройное тонкое тело.
- Не отпущу, - Иван немного отстраняется и смотрит в покрасневшие влажные глаза, находя в них свое отражение и повторяет. – Не отпущу.
***
Как быстро все поменялось. Макс совершенно легко отказался от наркотиков, когда понял, что белое забвение начинает мешать его работе. А Ваня наоборот, увяз по самое горло. Барских тратил часы на уговоры завязать с кокаином. Их отношения превратились в череду бесконечных скандалов. Ваня всё реже и реже появлялся у Макса, а когда приходил, был обдолбан и вел себя, как последняя сука. Макс терпел, потому что любил. Но естественно он понимал, что совместного будущего у них нет. К сожалению или к счастью.
Состояние Макса была пограничным, он плохо понимал чего хочет - спасать эту любовь, которая, похоже, нужна была лишь ему, или смиренно опустить руки и положить и без того истекающее кровью чувство под топор палача, чтобы убить любовь окончательно. Постоянные мысли о том, где Иван, что с ним, с кем он – изматывали молодого мужчину. Макс боялся звонить ему по вечерам, боялся услышать ругань и грубость, или бесконечные долгие гудки, или слова о том, что абонент недоступен. Бессонные ночи, дни, как в бреду… Когда Ваня приходил в нормальном состоянии, он закрывался, был словно чужой, холодный, неприступный, натянуто улыбался, мало говорил, был нервным и раздраженным. Ради всего, что между ними было, Макс все же пытался сохранять еще существующую, пусть и хрупкую связь между ними. Он был бесконечно заботлив и внимателен. Барских закрывал глаза на внезапные вспышки гнева, тихо убирал осколки разбитой посуды, вытирая с пола маленькие лужицы пролитого кофе.
***
- Нам надо расстаться, - голос Ивана был каким-то механическим, неживым, без оттенков и жизненных красок.
В этот момент тяжелое металлическое сердце, которое Макс переставлял на полку выше, выпало из его рук и упало на ногу.
- Черт, - Макс зашипел от резкой боли.
Дорн лишь повернул голову в его сторону посмотреть, что случилось. В его глазах не было ни капли беспокойства, лишь сквозящее безразличие к боли человека, которого он когда-то любил.
- Ты слышал, что я сказал?
- Да.
- И что? Ничего не скажешь? Просто отпустишь?
- Разве я смогу тебя остановить? – Макс безумно устал от их ссор, сил бороться больше не было.
- А я терпел тебя обдолбанным, - с укором сказал Дорн, в его голосе появились ноты обиды.
- Ты принимал вместе со мной! – возмущенно ответил Барских, все еще держал в руках металлический сувенир, поднятый с пола, в голове набатом забилось «терпел», не любил, а терпел.
- Ты принимал больше, - Дорн понимал, что несет чушь и просто цепляется за последний шанс, он отчаянно хотел, чтобы Макс упал на колени и просил не бросать его, хотел удостовериться, что еще имеет власть над ним.
- Хочешь уйти, уходи, - Макс старался говорить уверенно, чтобы голос не дрожал, а в горле уже стояли слезы, он ненавидел себя за эту сверхчувствительность. Ваня упрямо поджал губы.
- Там еще есть? – он кивнул головой на сердце-клетку в руках Макса.
- Да, - ответил Барских, совершенно не задумываясь о последствиях.
- Отдай, у меня закончился порошок, - интонация Ивана была настойчивой и слегка агрессивной.
- Нет, - невозмутимо сказал Макс.
- Да, - Ваня встал с дивана и сделал шаг в сторону Барских. Макс отступил назад.
- Не упрямься, Макс, - голубые глаза Вани были ледяными, во взгляде ни капли любви, только злоба и жажда обладания заветным порошком.
- Остановись, - в голосе Макса прозвучало дрожащее отчаяние.
Дорн вцепился в промежутки между широкими прутьями сердца-клетки и дернул на себя. Длинные пальцы Макса соскользнули с металла, и он выпустил из рук тяжелый предмет. Дрожащими руками Ваня вытащил из маленького тайника пакетик с кокаином. Макс наблюдал за любимым человеком и практически физически ощущал, как теряет его навсегда. Безвозвратно. По щекам покатились слёзы. Макс молчал. Но в его взгляде отражался немой крик, оглушающая тишина и тяжелое безмолвие убивали его.
Ваня не заметил того, что происходило с Максом. Он сел на диван, дрожащими, как у алкоголика руками, высыпал содержимое маленького полиэтиленового пакетика на низкий стеклянный черный столик. Белый порошок был для него билетом в мир развлечений, приключений, беззаботное место, беспроблемный рай полной безответственности. Дорн вытащил из кармана смятую сотку и удивительно аккуратно скрутил из купюры упругую трубочку. На его пухлых губах заиграла улыбка в предвкушении желанного забытья. Но ему не суждено было погрузиться в измененное состояние сознания. Макс, словно вихрь налетел на стол и смел рукой весь порошок с гладкой поверхности. Ивана смотрел на это, как в рапиде. Он видел замедленные кадры того, как белоснежные микроскопические драгоценные ему частицы пылью разлетаются в стороны, словно снег на асфальте, гонимый порывистым ветром.
- Нахуя ты это сделал?! – жилы на шее Дорна чуть не полопались от крика, если бы не стол, он бы просто протянул руки и сомкнул пальцы на тонкой шее Макса в попытке придушить его.
Все инстинкты самосохранения отключились. Максу было все равно, что ждет его дальше, все, чего он хотел – избавить любимого от медленного падения в пропасть. Но он понимал, что его попытки тщетны. Зависимый человек, у которого отбирают наркотик – хуже дикого зверя. Ваня прыгнул на низкий столик, чтобы не обходить мебель и, не теряя времени, наказать того, кто посмел отобрать у него самое дорогое. Макс, стоял, как вкопанный, красные глаза, мокрое от слез лицо, растрепанные волосы. Он не двинулся с места. Когда Дорн спрыгнул со стола, оказавшись прямо перед Максом, Барских кинулся на него с объятьями, сомкнул руки на шее и отчаянно зашептал, гладя светлые мягкие волосы.
- Любимый, пожалуйста, оставь это, мы еще можем быть счастливы, мы же любим друг друга, - он как будто висел над пропастью, цепляясь за руку, слабую и тонкую, но все еще держащую его. – Умоляю.
За его словами последовал резкий удар в грудь. Дорн грубо оттолкнул его на диван. Навис сверху, упираясь ладонями о спинку. В его глазах кипела злость, он не отдавал отчета своим действиям.
- Ты сейчас дашь мне денег, - его красиво лицо исказилось уродливой гримасой ярости, с губ капала слюна, самые мелкие капилляры в глазах налились кровью.
Таким было истинное лицо его любви. Максу хотелось умереть. Вставить нож в руку Ивана и заставить его пронзить сердце, чтобы не видеть демона, призрака умерших чувств, человека, который был способен на самые отчаянные шаги, лишь бы вдохнуть грамм кокаина.
- Нет, - где-то внутри него еще оставалась крупица силы, но не к борьбе за спасение любимого, а лишь на то, чтобы сохранить себя, остаться мужчиной, человеком слова, возможно, рискуя жизнью. Ваня занес руку вверх и тяжелый кулак с размаху опустился на челюсть Макса. С протяжным стоном боли Барских завалился на бок, уткнувшись лицом в небольшую белоснежную подушечку, пачкая светлую ткань своей кровью. Дорн тут же схватил его за ворот тонкой футболки, начал трясти и бить о диван, если бы он не был мягким, то голова Барских была бы уже разбита в кровь. Настолько яростно Дорн срывал свою злобу. Иван орал самые отборные маты, обвинял Макса в своей зависимости, унижал, переходя на творчество. Он пытался душить Барских, сжимая дрожащими руками тонкую шею. Несмотря на хрупкое телосложение, Макс не был слаб физически. Адреналин, который несся сейчас по крови на бешенной скорости, зашкаливающий гнев и обида, которая была больше всего мира – придали ему титанические силы. Макс протянул руки, и неожиданно для Вани, мертвой хваткой вцепился в расстегнутую на груди рубашку Дорна и кинул его на тот самый низкий журнальный столик. Стол треснул и развалился под весом тела Ивана. Макс не стал его бить, он просто взял Ваню за шиворот и потащил к выходу. Дорн сопротивлялся, умудрился ударить Макса в челюсть еще раз, разодрать футболку и поцарапать грудь до крови. Барских выволок из квартиры наркомана, который еще десять минут назад был в статусе его любовника, вышвырнул на лестничную площадку и захлопнул дверь. Вышвырнул из своей жизни. Голова гудела. Макс все еще, как будто, слышал оскорбительные выкрики Дорна. Вся та грязь, которую Иван вылил на Макса в запале ярости, переваривалась в мыслях Барских, взрывая сознание, калеча душу.
Макс сполз по двери вниз и сел на полу. Все кончено. Но, как теперь с этим жить? Перед глазами мелькали жуткие кадры искаженного ненавистью лица Ивана. Максу казалось, что руки Вани, нежные прикосновения которых он так любил, все еще сжимаются вокруг его шеи, перекрывая воздух. Макс думал о том, как будет спать, ведь подсознание измучает его кошмарами, и в этих снах Дорн не однажды убьет того, кого любил. Барских тронул разбитую губу и зашипел от острой пульсирующей боли, опустил голову и посмотрел на разодранную футболку. Его душа выглядела примерно также, с той лишь разницей, что футболку можно было выбросить, а рваная душа останется с ним. Конечно, время поможет мужчине справиться с кровоточащими ранами, но шрамы останутся навсегда. Но, самое страшное, что могло случиться - это рецидив болезни под названием любовь. И Макс думал об этом с ужасом, со страхом, со слезами на глазах, он не хотел любить этого человека. Он не хотел страдать и думать о нем ночами, днями, забывать обо всем вокруг, сходить с ума от параноидальных мыслей об Иване.
Минут пять Макс сидел в абсолютной тишине, поэтому резкий удар в дверь, заставил его дернуться и закрыть голову руками, как будто на него падала бомба. Он стал на четвереньки и пополз к окну. Сил на то, чтобы встать на ноги, а тем более иди – не было. Он был истощен морально, и ослаблен физически. Макс зажмурил глаза, слушая, оглушающие повторяющиеся удары в дверь. Ярость Вани не исчезла, она усилилась. Ему казалось, что ногой он сможет выбить эту дверь и взять то, что хочет.
Макс дотянулся до выключателя и погасил свет, который давил на больную голову. Просторная гостиная погрузилась во мрак. Барских сел на подоконник, подтянув к подбородку худые колени, он смотрел в окно, сфокусировав взгляд на одном из уличных фонарей, который ярко светил, освещая оживленную дорогу Киева.
- Открой, сука, открой!!! – громкий голос давил на мозг, стук кулаков в дверь совпадал со стуком сердца, он был таким же частым и бешеным.
Макс закрыл ладонями уши, но все равно слышал каждое слово, каждый удар. Он зажмурил глаза, пытаясь сдержать слезы, но не смог. Соленые капли пробивались между сомкнутыми веками и стекали по щекам. Ком обиды и боли стоял в горле. В голове металось одно единственное слово, мольба, немой крик, глухой вопль «уйди, уйди, уйди». Ор за дверью не прекращался. Через несколько минут к нему добавился высокий женский голос, визгливый и раздражающий, он кричал что-то о милиции и отсутствии воспитания.
Макс не знал, сколько времени прошло, прежде чем этот стук прекратился, голоса смолкли. Он боялся открывать глаза, опасаясь того, что, если он это сделает, то крики возобновятся. Пока глаза были закрыты, он чувствовал себя в другом мире, изолированным от опасности. Так по-детски. Но эта тактика довольно часто спасала его от срывов, усугубления ссор, тяжелых последствий скандалов с Ваней. Просто. Закрыть. Глаза.
***
Москва радушно приняла Макса Барских в свои объятья. Открыла ему много дверей, познакомила с нужными людьми, научила выдержке и фальшивой улыбке. Очередной корпоратив, пьяные голоса, раскрасневшиеся от алкоголя и духоты лица, никто не слушает песню, которую Макс поет, никто не слышит чарующую мелодию, которая заставляет сердце Барских биться чаще, каждый раз, когда он исполняет эту песню. Все, как всегда. Не лучше, не хуже. Как всегда. Никак. Макс заканчивает, ему даже рукоплещут, но эти фальшивые аплодисменты ему не нужны, потому что ни один человек не слушал его, кроме девочки-подростка, которая сидела за столиком у мини-сцены и скорей всего просто от скуки слушала Макса.
- Да и хрен с вами, - шепнул Макс, уходя со сцены в длинный коридор, опустив глаза, думая лишь о том, чтобы скорей уйти отсюда и уехать в гостиницу, даже не заглядывая в гримерку, он и не переодевался даже, тепло. Лето.
Барских утвердительно кивает и останавливается на минуту, чтобы достать из кармана тонкий портсигар, закурить, не выходя на улицу.
- А сейчас, для наших дорогих гостей, выступит не менее талантливый исполнитель, чем предыдущий, Иииии-иииван Доооо-ооооорн!!!! – орет в микрофон парень, который вел вечеринку по случаю дня рождения одного из крупнейших банков Москвы.
Макс не сразу осознает. Он крепко сжимает в пальцах не зажженную сигарету. А внутри его начинается борьба. Он же выдержал, почти год прошел, неужели сейчас поддастся порыву?
- Бадоев, мать твою, где ты, - шепчет в панике.
Макс не может сдвинуться с места. Дрожащими пальцами прикуривает сигарету, становится легче, дым заполняет легкие. Из зала доносятся звуки его голоса. Невнятные, заторможенные, прыгающие, родные, любимые звуки его голоса.
- Блядь, - одна его часть хочет рвануть к выходу и сделать вид, что ничего не произошло; другая – ворваться на сцену, стащить с нее Ваню, избить до полусмерти, а потом сидеть и плакать над ним, излечивая раны, замазывая синяки, ненавидеть и любить. Макс жмурится, практически не выпускает из губ сигарету. Мысленно проклинает Алана, все-таки не выдерживает и почти бегом направляется к выходу, широкими шагами преодолевая расстояние длинного коридора. Звуки становятся тише, голоса не слышно за громкой музыкой.
Макс вырывается на воздух, ловит такси. Он не хочет думать о том, что Алан будет волноваться, и выключает телефон. Называет адрес, просит сделать музыку громче, чтобы не думать, только не думать о нем. Такси везет его по ночной Москве. Как хорошо, что это не Киев, они никогда не были вместе в Москве. В этом городе нет ни одного места, куда бы они ходили вдвоем. В Москве нет их места, в отличие от Киева. Макс режет на корню образы-мысли, которые навязчиво возникают в сознании. Авто доезжает быстро. В холле Макс видит девушку. "Боевая" раскраска, мини, томный взгляд бросаемый на каждого мимо проходящего мужчину. Проститутка. А ему так нужно забыться. Вылить свои чувства. Снять стресс. Макс подходит к девушке, улыбается и протягивает ей руку. А на душе мерзко, противно, но бутылка виски, которая есть в комнате, поможет утопить не любовь Барских к женскому телу. Он трахает эту блядь всю ночь, с перерывами на выпивку. Как хорошо, что она брюнетка, с темными глазами и смуглой кожей. Ничего, ничего не напоминает Максу о Ване. Он затыкает ей рот, не в силах выносить слишком высокие и частые стоны. После секса, в 4 утра он выпроваживает ее из номера, сунув в красный кружевной лифчик несколько зелёных купюр. Он усталый, пьяный и все чего хочется сейчас Максу – лишь сон.
Барских просыпается от стука в дверь. Настойчивые удары не прекращаются. «Алан», - проносится в голове у Макса. Он с трудом встает с постели и идет открывать, не разлепляя веки. На пути к выходу врезается в стену, так как плохо ориентируется гостиничном номере. Макс поворачивает изящный ключик, готовый выслушать гневно-поучительную тираду своего продюсера. Но, на удивление Алан молчит, и, по-видимому, не собирается входить в номер.
- Привет, - Макс здоровается первым и чувствует, как медленно начинает раскалываться от боли его голова, он недобрым словом поминает выпитую бутылку виски, вспоминает причину, из-за которой напился и ему становится еще хуже. – Войдешь, или будешь там стоять?
- На, - Алан протягивает ему белый конверт, разворачивается и уходит.
Макс озадачен поведением Бадоева, но выяснять причину не в состоянии. Абсолютно уверенный в том, что в конверте гонорар за вчерашний «шапито», Макс кидает бумагу на тумбочку и снова валится в кровать. Уснуть не получается, больная голова не позволяет, мысли о вчерашнем вечере начинают медленно, но верно бороздить пространства головного мозга. Но головная боль сильней любых навязчивых мыслей. И чуть ли не первый раз в жизни Макс не хочет, чтобы эта похмельная мигрень проходила. Лежит, укутавшись в одеяло, утонув в мягкой подушке щекой, не раскрывая глаза, и морщится от боли, прогоняет обрывки воспоминаний, картинок, образов. Не получается. Выбросить Ваню даже из больной головы почти невозможно. Сколько бы черноты между ними не было, но Иван всегда оставался для него светлым воспоминанием. Сейчас, лежа в кровати, зарывшись в белоснежное постельное белье, как волчонок в снежную нору, он вспоминает, как однажды, Ваня разорвал старые подушки в квартире своей бабушки, через пять минут абсолютно вся комната была завалена перьями. Подушек было четыре! Четыре огромных перьевых мешка!! Это было, как в сказке, волшебно и как-то по-райски, а Ванька был настоящим ангелом. Макс всегда обожал белизну его кожи и светлые волосы… А тогда, в обилии перьев, которые летали по всей комнате и невесомо касались его плеч, лаская кожу, он был невообразимо красив. Макс подошел к нему и сдувал с пушистые пёрышки. У Макса тогда возникло чувство, что Иван был ангелом, который упал на Землю, лишившись своих крыльев. Обнимая его тело, лежа на ковре из ангельских перьев, Макс шептал на ухо Ивану:
- Где твои крылья, которые нравились мне?
Барских не позволял отвечать, вообще что-либо говорить, накрывал мягкие губы Вани и целовал, зарываясь пальцами в светлые волосы, проводя ими по голове, пропуская белые ниточки сквозь тонкие пальцы. Приподнимался над Иваном и касался губами его волос. Макс не закрывал глаза даже, когда целовал Дорна. Любовался, наслаждался, впитывал, заряжался белизной и сказочностью этого момента. Это были первые месяцы их отношений. Романтика. Они бросились в любовь, как в омут, яркий, как все цвета радуги, омут в котором они утопали, глядя в ночное небо, ловя перья с ангельских крыльев. Тогда, в квартире у бабушки Ивана Макс был счастлив как никогда, те эмоции, которые он испытал в тот день, запомнились навсегда. Даже сейчас, спустя почти два года, он помнил улыбку Вани, его наивный детский взгляд широко распахнутых глаз, осторожные прикосновения кончиками пальцев, изучающие, возбуждающие, сума сводящие поцелуи, которые ложились россыпью на тело Макса.
Воспоминания накрыли Макса тяжелым грозовым облаком. Надо было выбираться, прятаться, пока не начался проливной дождь. Барских вылез из уютной норы мягкого одеяла. И попытался переключить внимание на что-нибудь другое. Он взял с тумбочки конверт. Конечно, ему было интересно, сколько стоит его творчество, во сколько зеленых купюр его оценивают. Рынок. Проект. Купля-продажа. На самом деле Макс ненавидел потребительское отношение к искусству, но деваться было некуда. Ты создаешь – тебя покупают, значит, ты востребован. Все просто, примитивно, банально, прозаично. Он поддел кончиком пальца белое крыло конверта и глянул внутрь.
- Не понял, - он озвучил свои мысли от сильного удивления. Денег не было. В конверте лежал лист, сложенный вдвое. Макс достал его и развернул. В одну секунду сердце бешено застучало.
- Письмо, от него, - прошептал Барских, разглядывая ровный почерк, узнав руку Вани по красивым вензелям чернильных строчек.
Макс всегда удивлялся, как красиво писал такой небрежный человек, как Иван. Все его вещи вечно были разбросаны по квартире: футболки валялись на креслах, и на диване, на стульях в кухне, спальня вообще исполняла функцию гардеробной комнаты, она была не местом для отдыха, а настоящей свалкой шмотья. Но, когда в правой руке Ивана Дорна оказывался карандаш или ручка, он творил настоящую красоту. Этот почерк Барских узнал бы из сотни других. Он не прочел ни одного слова, лишь скользил взглядом по листу с ровно написанными красивыми буквами.
Макс отложил письмо. Белый лист бумаги сливался с таким же белоснежным постельным бельем. Он не был готов к такому, он не был готов читать то, что Иван не смог ему сказать, когда Макс ждал. Ждал звонка, конечно, не надеясь на то, что Ваня придет к нему. Первое время Макса съедала обида, которая глушила все остальные чувства и эмоции, которые он ещё мог испытывать к Дорну. Спустя месяца три возникла пустота, потом – безразличие. Полгода с их ссоры ознаменовались волной воспоминаний. Одинокими свободными от работы вечерами, сидя у телика с бутылкой темного чешского пива Макс вспоминал те моменты, которые грели его душу. Он скучал. Но тяги набрать номер Вани не было, потому что было страшно. Там, где страх места нет любви. Но избавиться от воспоминаний Макс не мог. Самыми тяжелыми были мысли об их совместных ночах. Лучшего любовника, чем Иван у Макса не было. Дорн был умелым, опытным, внимательным, даже тогда, когда причинял Максу боль, он делал это настолько правильно, что она становилась источником особого удовольствия. Те времена, когда они оба принимали наркотики, Барских как будто стер из памяти.
Макс сидит на постели, глядя в окно. Его номер находится на 15 этаже. Он видит бескрайнее голубое небесное море, зефирные облака, медленно плывущие по нему, подгоняемые ветром. Они белые чистые, ослепляющие этой невозможной белизной. Макс закрывает глаза, и его воображение рисует образ Вани: на белом фоне он стоит перед Максом такой же светлый и чистый, как плывущие за окном облака. И такой же недосягаемый, на этот образ можно лишь смотреть. Макс падает на кровать, утопая в мягкости одеяла. Он не гонит мысли о Ване. Он хочет думать о нем, видеть его хотя бы в своих фантазиях, прикасаться к нему своими мыслями. Барских прижимается к его бледному телу своей спиной, откидывает голову на плечо и чувствует на губах легкий поцелуй. Чувствует прикосновение ласковых рук к животу, пальцы скользят ниже, касаются пупка, обводя маленькую впадинку по кругу. Макс чувствует частое дыхание на своем виске и влажное прикосновения языка. Яркая фантазия вынуждает Барских трогать свое тело и в реальности. Он возбужден, и избавиться от этого наваждения возможно лишь одним способом. Мысленно Макс приближает эротическую картинку и видит, как сильная широкая ладонь Вани проникает за резинку белых плавок от СK. Холодные пальцы обхватывают твердый член. Тоже самое, только сам с собой проделывает Макс. Он стонет в реальности и в своей фантазии. Ваня целует его шею, покусывает кожу, зализывает укусы и двигает рукой по члену. Ладонь скользит все быстрей, стоны Макса громче, дыхание Дорна тяжелей. Утопая в белоснежной ткани постельного белья Макс Барских дрочит свой член, раздвинув согнутые в коленях ноги. В его фантазии Ваня тихо стонет ему на ухо и шепчет слова любви. Макс кончает, прикусывая нижнюю губу, он скулит от оглушительного удовольствия. Такой яркий оргазм он не испытывал очень давно, с тех самых пор, как они расстались.
Макс лежит обессиленный, водя пальцем по груди, размазывая свою сперму по теплой вспотевшей коже. Подносит палец ко рту и слизывает свое семя. Барских всегда проделывал это, но только со спермой Вани, слизывая ее с горячего тела, если только Дорн не кончал внутри Макса.
- Боже, что я делаю? – прошептал Макс.
Он и правда, не знает, как реагировать на свои действия. Как поступить. Как будет лучше, чтобы не навредить себе и снова не обжечься. Его мысли спутались, в голове творилась полнейшая неразберих. Наконец он решает прочесть письмо, думая, что это послание поможет сделать выбор, поставить точку или дать шанс себе, Ване, их любви. Не поднимаясь с кровати, Макс протягивает руку и берет белый лист с подушки. «Я видел тебя сегодня. Ты изменился.
Похудел?
Я наблюдал за тобой из зала, когда ты пел. Ты так часто закрывал глаза. О чем ты думал в эти моменты? Не хотел смотреть на тех людей? Я понимаю, я бы тоже хотел закрыть глаза, когда пел для них, но не мог, я искал взглядом тебя.
Надеялся и ждал, что ты услышишь и появишься где-нибудь. Я бы узнал даже твою тень. Я бы почувствовал твоё присутствие в зале. Черт. Я почти уверен в том, что, как только ты поймешь, что это от меня, просто возьмешь и, разворовав лист на клочки – выбросишь в урну. И правильно сделаешь. Я не имею права говорить с тобой, после того, что натворил.»
Читая, Макс не дышит, он впивается взглядом в каждое слово. Громко втягивает воздух, перед глазами пляшут черные искры, на мгновение он опускает веки. Через минуту снова смотрит на ровные строчки и продолжает читать.
«Я даже не хочу говорить, каким я был дерьмом. Ты это знаешь лучше, чем я.
Как ты меня терпел? Почему не прогнал раньше…
Терпел…
Я помню, как сказал тебе это слово. Я знаю, как оно тебя ранило. Я сделал это нарочно. Много боли я причинил тебе намеренно. Я сволочь. Жестокий урод, бессердечная тварь. Ненавижу себя за то, что мучил тебя. Я хотел, чтобы сходил с ума и продолжал любить, переживать.
Ты мой наркотик, от которого я отказался. Ты мой свет, который я сам погасил. Ты мой покой, которого я сам себя лишил. Ты не мой. Это знание меня убивает. Медленно. Я понимаю, что без тебя в моей жизни полный мрак. День сменился на ночь. Навсегда.
Если ты вдруг не порвал это бредовое письмо, то смеёшься или тебе противно.
Я не могу описать то, что испытываю. Я живу в этой серости и каждую минуту думаю о тебе, вспоминаю наши дни и ночи. Лишь эти воспоминания заставляют меня чувствовать себя живым.
Я уверен, что ты не простишь. Я бы тоже не простил. Или… Или я простил бы тебе все, что угодно. Или… Я не знаю, что писать. Макс. Я скучаю. Я хочу обнять тебя. Хотя бы прикоснуться к твоим пальцам. Провести ладонью по твоей щеке. Я заметил, что ты все также любишь щетину, как и раньше.
Любимый…
Я бы оборвал это бессмысленное послание на том слове, но не могу. Я умоляю тебя – позвони мне, номер прежний. Пожалуйста, родной.
Я не пишу the end…»
***
В Нью-Йорке девять утра, в Киеве четыре по полудню. За Тихим океаном, за несколько тысяч километров от родины Макс Барских записывает новый альбом в крутой студии американского мегаполиса. Ничего не зная о том, что на одном из Киевских кладбищ, проходят похороны Ивана Дорна. Там многолюдно: девочки-фанатки, чуть меньше парней, много друзей. Многие плачут. У могилы стоят самые близкие Ване люди. Они смотрят на то, как на серых веревках в аккуратную яму опускается черный гроб. Черное дубовое дерево усыпано лепестками белых роз.
Макс запинается, в ушах неясный шум, в горле першит, спонтанная слабость сваливает его с ног, он падает на пол. Барских видит большого черного ворона, который сидит на одном из прутьев высокого железного забора. Птица смотрит куда-то вдаль, и Макс, прослеживая за направлением ее взгляда, оборачивается и прямо за своей спиной видит могильную плиту и зеленую траву, которая усыпана лепестками белых роз.
- Макс, очнись! - громкий голос приводит его в чувства. – Как ты?
На него смотрит взволнованный Алан Бадоев. Макс чувствует, что его голова лежит на ногах продюсера. Алан не отводит взгляд от своего подопечного и в панике спрашивает:
- Что с тобой, малыш, почему ты плачешь?
Слезы стекают по вискам, затекая в уши. Взгляд Макса какой-то застывший и отсутствующий. Он смотрит в никуда, а слезы продолжают течь.
- Ваня, - хриплым тихим голосом произносит Макс и снова закрывает глаза.
О многом хочется рассказать и написать. Но нет желания, лениво собирать мысли в единый текст. Хочется поэмоционировать про Дорна да, у меня бывают иногда подобные увлечения, когда я всем и каждому пытаюсь доказать, что, если человек поет херню, то он не обязательно плохой человек. Хочется сказать про Торреса в Милане. Про Милан вообще. Про тренера со стадиона Сансиро. О Челси, который рвет всех, но психоделичной сумасшедшей радости мне это не приносит. Охота порассуждать на эту тему, понять, что я не права, и снова рвать волосы от счастья после каждой победы моего клуба. Хочется написать о грядущих "ностальгических" концертах Агаты... Радоваться бы, что мечта стала реальностью, но почему-то нет этого... Не знаю, может не осознаю до конца. Или мне нужно просто увидеть их вдвоём, сидящими рядом на диване за столиком и дающими интервью. Увидеть Самойловых вместе, а не просто знать о том, что будут два концерта. Два. Всего два. И отовсюду ремарки - ЭТО НЕ ВОССОЕДИНЕНИЕ группы. Хочется написать о работе, о людях, о детях. О фиках, которые последнее время пишутся чаще. О том, что я до сих пор не чувствую себя рыжей) И каждый раз, когда смотрю в зеркало - удивляюсь. Хотя, уже два месяца прошло. И, признаться, я уже думала однажды над тем, чтобы снова вернуть черный. Но это так, фантомные боли
Время летит беспощадно быстро. Подниматься на работу, а я бы еще и не ложилась.
флешмоб, который мне передала paulina-m У меня, как всегда беспорядок, хотя, это еще порядок. Обычно фотки и папки хаотично валяются на столе. В итоге меня начинает бесить то, что накопленные файлы закрывают лица на фотографиях и лишь тогда, я слегка расчищаю место. В левом верхнем можете увидеть папку под названием "общая", вот туда я все и сношу, типа чищу. Ну, когда появляется свободное время, когда делать вообще нечего, тогда я открываю общую и распихиваю файлы по нужным папкам. Что касается фотки, ну не знаю, нравится, как Ибра душит Максвелла и солнечный Вератти рядом))) Вообще, она мне просто подвернулась под руку, когда надо было быстро сменить стол))) Я таскаю свой нетбук на работу, так что все вечно подглядывают, и фотку например Рэдока с Кори (если вы понимаете, о чем и о ком я, поставить не могу ).
После тех видео с Вадиковским одиноким пением "Агатовских" песен, меня накрыло. Ну, а как еще.... А фикбук падла - не пашет. Пришлось, пока, сюда.
Название: Не вместе. Автор:valoleto Персонажи: Вадим Самойлов, Глеб Самойлов Рейтинг: G Жанр: слеш, драма
читать дальше«Скованные одной цепью, связанные одной целью…» - внезапный голос Бутусова на радиоволне будоражит сознание и возобновляет круговорот неспокойных мыслей в голове Вадика. Виски способствует. Строчки кормильцевских слов набатом стучат в голове, хоть радиоволна выдает уже нечто совершенно другое, но глухое, ненужное, мозг блокирует звуки. Вадик нервно убирает со лба пряди волосы, чувствуя пальцами проступившую на коже влагу. Он до боли, до электрических разрядов в пальцах хочет взять пластиковый тонкий прямоугольник и плавно провести по имени «Глеб». Сжимает кулаки, борется с желанием схватить мобильный телефон и спустя несколько гудков длинною в несколько лет услышать голос, тембр и интонации которого струятся по венам.
- Я блядь что, не могу позвонить собственному брату? – оправдывается перед самим собой, Вадику кажется, что Johnnie Walker подмигивает ему, глядя с янтарного фона.
- Бляя-яядь, - он обхватывает голову, чувствуя под кожей ладоней колючие волоски, - была не была. Пока не передумал, он хватает со стола черный блестящий гаджет и, не глядя скользит подушечкой большого пальца по гладкому дисплею. В избранных. Один единственный номер. Потому и не глядя. А еще, потому, что внутренний голос один из двух разрываясь орет: « Зачем ты это делаешь?!». Но Самойлову грубо похуй на этот голос, Johnnie Walker его успешно затыкает, когда Вадик делает очередной глоток в процессе ожидания.
- Да, - сердце обрывается, потом возвращается обратно и перекачивает адреналин в зашкаливающей дозе.
- Привет, - банальное, но такое желанное, вместе с этим и вымученное.
- Ну, здравствуй, Вадик, - голос Глеба иронично холоден, такой, что хочется или нахуй послать или бросить трубку, как восьмиклассница, которая звонит старшекласснику.
- Как оно? – свободная рука прирастает к лицу.
-Твоими молитвами.
Пауза.
- Вадик, чего хотел? – становится как-то обидно, Вадиму кажется, что его не рады слышать, волнения в голосе брата он не слышит, Глеб говорит с ним так, как будто они виделисьтолько вчера.
Глубокий вдох. Выдох. Вадим разворачивает бутылку виски и Johnnie Walker сиротливо взирает на бело-розовые фиалки у окна.
- Я тут к наркоманам собрался.
- Что? – заинтересованно, но непонимающе.
- Да … Блядь. Хочу спеть «Ковер», «Войну» и «Тайгу», - с замиранием сердца ждет вердикт.
- Пой, - совершенное безразличие в голосе, сквозящее, гробовое, после которого хочется лечь в гроб вместе с бутылкой вискаря.
- Но, мы же договорились, - Вадик цепляется, пытается снова вызвать интерес, и плевать на унижение, он так давно хочет просто услышать его голос. – Не петь…
- Хочешь, пой, Вадь, - «Вадь»… мужику почти полтинник, а он готов разрыдаться, как та самая восьмиклассница. – Я ж пою и плевать мне на твои разрешения.
Все то же безразличие в интонациях Глеба, как раковая опухоль убивает выдержку Вадика. Хочется крушить все, что находится вокруг, орать, рыдать, выйти в окно, намылить веревку мылом, окрасить воду в красный, и какие там способы еще существуют? Но, для начала хочется сказать, нет прокричать «Ненавижу тебя!» и сразу же «Люблю…».
Столько лет учиться жить без, чтобы в одночасье по пьяни похерить все усилия, прикрываясь наркоманами, позвонить. Надеяться. Разочароваться. Понять, что тебя не ждут. Не скучают. Не рады. Пауза затянулась. Но Глеб не кладет трубку. Из жалости, уверен Вадик. Хотя, когда младший Самойлов кого-нибудь жалел? Умирать, так с музыкой. Вадим поворачивает пьянящего и, как будто придающего сил Johnnie Walker к себе, смотрит на его уверенную стать и выпаливает на одном дыхании:
- Глеб, - смакует имя, почти как глоток виски, который придает смелости.- Может вместе?
- Как-нибудь в другой раз. Пока.
Воздушный замок разрушен. Испарился. Как-то одномоментно накрывает полная апатия. Осознание бесполезности и бренности. И пьяный Walker уже не поддерживает. Но песни он споет все равно. Безжизненно. С опустошённым сердцем. Потому что один. Потому что нет рядом вдохновителя. А в своей квартире, откидывая с дивана черный женский пиджак, усаживаясь за низкий столик, младший Самойлов нальет себе стопку столичной, стирая мелькающим курсором на светящемся экране в поле для смс сообщения, слово, которое он гипнотизировал взглядом часа два к ряду, приправляя гипноз изысканным блюдом из отборных редких самопоедающих мыслей: «Вместе».
А знаете… я с детства очень любила ириски. Вкусные тянучие конфеты. Мне кажется, я могла есть их килограммами, хотя обычно совершенно равнодушна к сладкому. Вот только одна беда у этой вкусности — страдают зубы. Помнится, мои сверстники не раз лишались молочных зубов, если не соблюдали «технику безопасности»: достаточно было одной еще не «размякшей» ириски, чтобы челюсть склеивалась словно от быстродействующего «Момента».
Не раз и не два в прошлом челюсть атаки «Челси» оказывалась парализованной твердостью «ирисок». Не раз и не два мы, пытаясь прожевать «Эвертон», увязали в их обороне. И с большим трудом нам удавалось, спустя какое-то время, раскатать, размять, разжевать, и только тогда - проглотить. Если удавалось…
В этот раз мы тоже опасались за зубы, тем более, что накануне матча появились тревожные сообщения о том, что, якобы, закачался наш любимый клык…
Но Стоматолог что-то пошаманил, и Диего клацнул челюстями в воротах «Эвертона» еще до того, как команда в синем успела переварить информацию о том, что свисток к началу матча уже прозвучал. Мне казалось, что ливерпульцы, как обиженные дети, вот-вот заканючат: «Нееет! Так нечеееестно! Чик-трак, переигрываем!» Но под суровым взглядом Моуринью (словно это его команда пропустила), видимо, они не решились качать права.
Я думаю, что повторю высказывания многих: этот матч с «ирисками» был похож на качественный блокбастер, с интригой, экшном, потасовками, и лирической линией Ромелу Лукаку, игравшего против бывшего клуба, на стадионе которого он со слезами на глазах шептал «Я буду тут играть однажды».
Повороты сюжета в этом зубодробильном триллере (0:1, 0:2, 1:2, 1:3, 2:3, 2:4, 3:4, 3:5, 3:6) эффектно вторили каскаду кульбитов и пируэтов в исполнении игроков, по всему полю, от обороны до нападения.
Я никогда не скрывала, что при всей моей любви к красивому атакующему футболу, главным для меня все-таки является оборона… Оборона, которая решила на матч с «Эвертоном» выйти под девизом «Советский цирк умеет делать чудеса!»… Когда Иванович забил, я улыбнулась, когда перед своей (!) штрафной он отдал пас пяткой, моя бровь приняла позу «Анчелотти-стайл», но дальше… дальше просто началось форменное хулиганство: мало того, что к середине первого тайма команда уже подувязла где-то в центре поля, перестав пружинить в атаку (и только Неманья «Робин Гуд» Матич продолжал с маниакальным упорством отбирать мяч у синих и отдавать его желтым), так еще то Аспиликуэта позволяет обыграть себя, как мальчика, то оборонцы катают-пасуют «на тоненького», то Кэйхилл на 32-й минуте, чтобы не выносить мяч в аут или на угловой, почти у своих ворот, бьет через себя в гимнастическом прыжке.
А это стадное чувство, на котором нас ловили трижды…Ну вот хотя бы гол Нейтсмита…Трое в обороне против одного синего… Тройка желтых коней… Бежали красиво, синхронно … и бесполезно.
Временами бросалось в глаза, что команда еще не до конца понимает друг друга, и хотя дуэт Фабрегас — Коста радует нас матч за матчем, все-таки случаются и казусы, когда, например, мы расслабленно и с улыбкой наблюдаем за чередой отборов, мяч грамотно закрывается корпусом, развивается атака… Рамирес — Матич — Коста… и! И Коста возвращает мяч, Матич пропускает его — а на фланге никого… «Тот, кто сажает деревья, не вышел на работу!»
Нет, ну, конечно, акробатические этюды не всегда вызывали холод в районе позвоночника, иногда они даже демонстрировали боевой настрой «Челси». Например, когда Фабрегаса мило «приняли на бедро», а тот, перекувырнувшись, побежал дальше, или когда Кэйхилл во втором тайме, пресекая выход Лукаку один на один, выносит мяч в аут нижним брейком, или вот когда Джагелка перепутал голову Бане с мячом и накатил сербу бутсой. Но на фоне какой-то не по-моуриньювски халтурной работы в обороне эти плюсы стушевались почти до полного исчезновения.
Я думаю, счет 3:6 недвусмысленно намекает, что товарищи, которым положено защищать свои ворота, (это касается обеих команд) периодически выходили покурить. И тут особое внимание стоило бы уделить вратарям. Можно было бы повесить всех собак на них, однако делать выводы об игре Тибо я пока не хочу (есть, конечно, проблемы с введением мяча в игру, иногда даже комичные: введи мяч — создай себе контратаку!), тем более, не хочу я судить об игре Тима Ховарда, ему и так досталось. Досталось так, что тот озверел и забодал Аспиликуэту.
В послевкусии чувствовалось только (девочки такие девочки):
1) как я скучаю по Пете, и
2) как подурнел Ховард (зачем ему швабра на подбородке?)
Знаю, знаю… добрая половина наших болельщиков после такой феерии готова отправить меня с моей ложкой дегтя куда подальше от нашей бочки меда… Зачем портить праздник? Победителей не судят…
Все так, но осталось у меня какое-то тревожное недопонимание после разухабистого «эх была-не была» «синих» в желтом. Почему вдруг забивать стали Иванович и Матич, голевые отдавать Микел, а в обороне отрабатывать Виллиан и Азар? Почему в воротах все еще вратарь, с которым мы пропустили больше, чем за весь 2014 год до этого? Что это за стратегия, Тренер?
Но я подожду… впереди «Суонси» и «Ман Сити». Пока мы забиваем больше, чем пропускаем, это радует…
У нас ДИЕГОномичная команда, играющая в СЕСКуальный футбол…
Просто ириски это такие предательски тянучие и коварные конфеты, не карамель и не шоколад. Они единственные отчаянно не хотят быть прожеванными, и с ними не бывает, как со всеми…
Как мне слешеру везет на слеш Свинья везде найдет грязь В моём случае, грязь сама находит свинью Итак. Час дня. Обл.испол.ком. "уходит" на обед. А я мимо прохожу Мужчины в костюмах, официально одетые женщины. Они все почти гурьбой, как стадо каких-нибудь буйволов в период миграции, переходят дорогу следуя в кафешки на обед водопой. От них отделяются двое в черных костюмах. Они неспешно следуют за своими коллегами, сунув руки в карманы узких черных брюк. Я пристраиваюсь за этими двумя, но мне всего лишь было с ними по пути. Они настолько медленно шли о чем-то беседуя, что даже коротконогая я сумела их обогнать, идя не так уж и быстро. И вот я поравнялась с этими мужиками. Один из них няшка, второй похож на скрещенных Вилле Хаапсало и Сергея Сафронова, только без кудряшек. Первый стройный, очень статный молодой человек, а Вилле Сафронов достаточно крепкий и, подозреваю, что у него имелось пузо. Но то, как они выглядели, в общем-то, не важно. Важно то, что они говорили. Условный Сафрнов спрашивает: - Ты "Горбатую гору" смотрел? - Нет, что еще за "гора"? - Хороший фильм, очень советую.
Я тоже совету. Короче я притопила, чтобы завернуть за угол и поржать. И мне было плевать на людей вокруг. Мой злобный смех упорол даже меня. Я не хочу рассуждать. Просто мне было безумно приятно это все случайно услышать, невольно став свидетелем "введения в азы гомосексуальной культуры"
У меня в голове angst по Дорну и Максу Барских Я бы хотела НЕ!Но не могу!!!! Пойдите нафиг, доктор, слэш головного мозга неизлечим, ему плевать на то плохие или хорошие песни пишет объект!! Я ж не песни страхиваю, в самом деле.
2-0. Наша победа. Отличный второй тайм, который и принес два забитых мяча в ворота классного кипера Лейстера. Снова забивает Коста. Второй мяч забил Эден, классно положил в своем стиле. Дидье вышел на замену. Торреса в заявке не было. Бано богичен! Что бы мы делали без этого защитника, который ходит в атаку, более того создает голевые моменты и забивает сам! Две победные игры в начале сезона уже на нашем счету. Но соперники были не айс, так скажем. 30 августа на Гудисон парк нас принимает Эвертон. Вот там уже будет лучше видно, что да как.
Смотрела на эмоции Абрамовича после того, как Коста забил, знаете, у Романа такое детско-идиотско-наивное выражение лица, когда он радуется.